Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]

Дверь отворилась. Мужчина, возникший на пороге квартиры, в одной руке держал газету, а в другой — сигарету. Бледное лицо с совершенно пустыми глазами. Этакий глашатай смерти и запустения, но я тем не менее все-таки решил рискнуть:

— Квартира напротив… Там что, нет никого дома?

Он посмотрел на меня как на бездарного лгуна:

— А разве вы можете предположить что-нибудь другое?

Я поперхнулся.

— Нет…

— Может, там есть табличка с именем? — Я повернулся вполоборота, как будто эта мысль не приходила мне раньше в голову. — Да нет…

— Ну и идите тогда к черту! — Он попытался захлопнуть дверь у меня перед носом.

— Нет, подождите! — остановил я его. — Я просто хотел узнать… Может быть, эта квартира пуста?

На его лице проступили краски жизни — или, вернее, краски ехидной радости.

— Нет, она занята.

— Кем же?

Он вновь превратился в бесчувственную мумию и пожал плечами.

— Какой-то фирмой. Они используют эту квартиру как временное место жительства для новичков.

— А какая фирма?

Он уже почти закрыл дверь — осталась только маленькая щелочка.

Я быстро добавил:

— Не «Финансовое акционерное общество Бернера»?

— Зачем спрашивать, когда уже знаешь ответ? — буркнул он, и дверь неслышно захлопнулась, как раковина моллюска.

Я вновь подошел к двери противоположной квартиры, но на этот раз я звонил уже более настойчиво. Я звонил очень долго, не отпуская палец.

Наконец дверь открылась, но на нижнем этаже.

Кто-то проорал мне снизу:

— Если ты, черт побери, сейчас же не прекратишь шуметь, то я поднимусь и размозжу твою баранью башку! Ночью некоторые хотят спать!

Затем короткая, зловещая тишина. Я решил не отвечать. Мне совсем не хотелось, чтобы кто-то размозжил мою баранью башку.

Дверь внизу захлопнулась с таким грохотом, что если в доме еще кто-нибудь спал, то теперь-то уж ему пришлось пробудиться.

Я постоял еще некоторое время перед таинственной дверью темной квартиры, но потом решил сдаться. Проходя мимо квартиры на втором этаже, я крался тихо, как мышка.

На улице я перешел на другую сторону и внимательно посмотрел наверх.

Все окна на третьем этаже слева были темны, но шторы…

Мне показалось, что они шевельнулись, едва заметно, но шевельнулись…

Мне показалось, что кто-то отпрянул внутрь, скрываясь от света уличных фонарей.

Ну что ж.

Я мог бы постоять на улице. В этом случае мне была бы гарантирована одна вещь — застудить себе ноги.

Я взглянул на небо. Низкие темные облака а ля «Летучий голландец» проносились над городом, скрывая за своими призрачными парусами сияние звезд и посылая колючих предвестников начинающегося снегопада.

Это был не самый удачный вечер для проведения расследования на открытом воздухе. Я решил предоставить Кари Карсте возможность заниматься делами в одиночестве, а самому найти себе на время другое занятие.

Настало время для очередного визита в «Week End Hotel». Я надеялся только, что это не будет мой вечный week end.

Я спустился по улице Микаэля Крона, высматривая свободное такси. Как раз напротив закусочной сидел в своем старом такси мой старый знакомый и поедал бутерброд под милым названием «горячая собака» — хотдог.

Я вопросительно указал на заднее сиденье, и в ответ он лишь пожал плечами. Выбор был за мной.

Когда я уселся в машину, он взглянул на меня в зеркало и сказал:

— Ничего не говори! Я угадаю сам! Поезжай за тем автомобилем!

Я покачал головой и сухо сказал:

— «Week End Hotel!»

Он присвистнул:

— Вот это я понимаю. Всегда надо платить той же самой монетой.

Он завершил свой ужин, вытер губы тыльной стороной ладони, и машина тронулась с места.

— Я только хочу сказать, что в таком деле я специалист. Я много раз возил Потифарову жену к Иосифу, а самого Потифара в «Week End Hotel», если ты понимаешь, что я имею в виду.

Я прекрасно понимал, что он имел в виду.

На перекрестке у площади Дании он провозгласил:

— Ну и бабы сейчас пошли! Они не знают своего места!

— Места дома под ковриком в ванной?

— Вот именно. На спине и «по стойке смирно». Вот что я тебе скажу. Я сижу за рулем этого корыта вот уже двадцать лет — может быть, не именно этого, но разных других машин, — и я знаю, о чем говорю. Бабы сейчас берут над нами верх. Если мы и дальше будем хлопать ушами, то окажемся в скором времени у них под каблуком.

Мы уже приближались к центру. На центральной городской стоянке было также безлюдно, как на обратной стороне Луны. На автобусной остановке притулились в ожидании автобуса, которому никогда не суждено прийти, несколько заблудших душ. Указатели, висящие над дорогой, предлагали нам сделать выбор между центрами Вселенной Клеепесте и Кнарвиком. И если бы мы неправильно выбрали полосу движения, то могли бы оказаться в этих милых местах и помимо собственной воли.

Но мой шофер привычно выбрал правильную полосу, и скоро мы остановились у отеля. Я сразу же посмотрел на тротуар, но они уже тщательно смыли все следы, оставленные телом Сирен.

Водитель остановил таксометр и повернулся ко мне. Из отделения для перчаток он вытащил продолговатый яркий пакет, набитый презервативами всех цветов и форм. У него были в запасе все виды — от черных до телесных, от гладких до шероховатых. Он широко улыбнулся и сказал:

— Не знаю, запасся ли ты всем необходимым. Если нет, то у меня есть что тебе предложить.

Я посмотрел долгим взглядом сначала на него, затем на презервативы.

— Это дешевле, чем в автомате, — тут же добавил он.

Я вновь посмотрел на него и сказал:

— Лучше надень их себе на пальцы, чтобы не запачкаться, когда будешь считать деньги.

Я заплатил ему чуть больше, чем стояло на таксометре, и быстро распрощался.

Он крикнул мне вслед:

— Ты знаешь, что сейчас говорят: «AIDS before beaty!» Потом пенять будешь на себя!

Я отмахнулся от него и отправился в отель. Прошел через главный вход к двери, ведущей на задний двор. Я приехал сюда не за дорогими напитками, а за неопровержимыми доказательствами.

Я осторожно выглянул во двор.

Там стояло сегодня вечером несколько машин. Самой ближней ко мне был серо-голубой «форд скорпио». В глубине двора около раскрытых дверей склада «СВ Catering» стоял белый фургон. Со склада доносился шум электрокара.

Я пробрался вдоль стены к «форду» и потрогал капот. Он еще не остыл.

Я опять спрятался в тень стены.

Сквозь затененные стекла машины мне были видны двери склада. Из них выехал электрокар — за рулем сидел никто иной, как мастер на все руки — коммерческий директор Харри Хельгесен. Он заглушил мотор и спрыгнул на землю с водительского сиденья. Потом погрузил на подъемное устройство коробки и засунул их в белый фургон. Из заднего кармана достал какой-то список и что-то отметил в нем. Затем провел рукой по волосам, вспрыгнул на автокар и отъехал обратно в склад. Прежде чем я успел что-либо предпринять, он уже вышел на улицу и с громким стуком захлопнул дверь фургона.

Он обвел пристальным взглядом двор и скрылся в отеле. Я почти впечатался в его машину, пытаясь спрятаться. Наконец я понял, что остался в одиночестве.

Настало время действовать.

Я перебежал двор и остановился около склада. Через запотевшие окна мне была видна кухня. Пять совершенно незнакомых мне иностранцев перемывали новые штабеля грязных тарелок. Может быть, это была просто новая смена. А может, никто не выдерживал долго подобной работы.

До меня долетали обрывки их разговора на странном наречии, которое лишь подтверждало, что Вавилонская башня была разрушена не напрасно.

Я быстро осмотрел замок на двери склада, слишком солидный для того, чтобы его можно было разбить с налета. Я тихо выругался и переключил свое внимание на фургон.

Когда человек, занимающий пост коммерческого директора, вместо того чтобы сидеть в своем кабинете и рисовать схемы, сам занимается погрузкой товаров, это может означать только то, что товары эти имеют особую ценность.

Я спрыгнул с подъездных мостков к складу, спрятался за задней стенкой фургона и осторожно попытался открыть дверцу. Мне повезло — Хельгесен не запер машину.

В кузове стояло много коробок, но там все-таки еще оставалось место, куда я смог взобраться. Коробки стояли рядами одна на одной. Если верить надписям, в них были консервы и другие полуфабрикаты иностранного производства. Кроме этого, туалетные принадлежности и предметы первой необходимости. Только туалетная бумага была норвежского производства.

Однако я был уверен, что Харри Хельгесен не стал бы жертвовать свободным вечером ради погрузки продуктов и туалетной бумаги. Что-то здесь было не так. Скорее всего, причина крылась в содержимом коробок.